Я родилась в 1935 году в городе Коростышев в Украине. Когда мне было шесть лет, я сидела на крыльце и смотрела, как с самолётов падают чёрные грушки (авиабомбы, прим. автора). Мама кричала и звала меня. На второй день отца забрали на фронт. Мама взяла на руки трёхлетнего брата, бабушка собрала корзину с едой, на меня одели три платьица, и мы пошли пешком в Киев. Всё было в огне.

Месяц в Киеве мы сидели на вокзале. Потом нас битком погрузили в вагоны-теплушки. Из дороги я помню Волгу и мост. Нас привезли в Узбекистан.

Были те, кто не верил в еврейское истребление и не бросил дом — их всех убили. Семь сестёр моего отца и их семьи тоже погибли.

Моя двоюродная сестра была врачом в партизанском отряде вместе со своим маленьким ребёнком. Они попали в плен. Её замучили. А детёныша взяли за ножки, привязали к двум соснам и убили.

Родственников у меня не осталось.

Киев. Чёрные грушки

В Узбекистане маму забрали в колхоз. Бабушка умерла, и мы с братом попали в детский дом.

Он находился на острове реки Су. Я помню день, когда она стала подниматься. Начался голод, на половодье к нам было невозможно добраться. Творился настоящий кошмар.
Очень многие погибли. Мы с братом смогли выжить и провели в детдоме всю войну. Потом нас нашла и забрала мама.

Узбекистан. Детдом

В 1945 году мы вернулись в Киев. Всё было разрушено. Вместо зданий одни только камни. Антисемитизм после войны был ещё страшнее, чем до. Нам пришлось жить в подвале. Маленькое окошко служило нам дверью.

В школе со мной учились две сестры, которые всю войну просидели в лесу. Они были как зверёныши, ни с кем не общались, страшно было смотреть им в глаза.

После войны. Две сестры

Нужно было получать образование и работать. Я закончила геологоразведочный техникум в Киеве. Думала уехать на Дальний Восток, но мама сильно болела: «Вот уедешь, не вернёшься и некому меня похоронить будет». К тому же брат ещё учился в школе. Мне пришлось остаться.

Спустя время я всё-таки переехала в Харьков, чтобы учиться в горном институте СССР, и успешно закончила его. Вышла замуж за русского, оказалась в Белгороде.

Белгород. Карьера

Белгород тогда активно развивался, так как после войны здесь почти ничего не осталось. Водстрой строил скважины по всей области, а я была гидрогеологом.

Когда я стала ведущим инженером — объездила всю область. Работы было очень много, но мы были жадные до труда. Я нанесла на карты все поля фильтрации и водозаборные скважины. Может, и сейчас эти карты в чём-то помогают.

Потом у меня были командировки. Я даже с Маленковым общалась (Георгий Максимилианович Маленков — советский политик, фактический руководитель СССР в 1953 — 1955 гг. прим. автора). Вспоминаю его большущий кабинет, где все стены были заставлены книгами.

И пока мне не позвонили и не сказали, что в Белгороде появилась еврейская община, я и не вспоминала о том, что я еврейка.

Я просто стала жить обычную хорошую человеческую жизнь.

Я на пенсии, но как всю жизнь занималась волонтерством, так и продолжаю. Сейчас работаю с жертвами нацизма.

У евреев есть заповедь — Цдака. Это обязательные пожертвования на развитие иудаизма и помощь людям. Это и репарации от Германии составляют материальную помощь жертвам войны. Община делает так, что эти деньги доходят до людей. Я помогаю составлять документы, часто звоню людям, разговариваю и если надо, то чему-то и научаю.

Ещё в общине есть социальные работники для стариков. Они отличаются от государственных. Наши больше делают для опекаемых.

Ну и, конечно, на все праздники раздаём подарки и продуктовые наборы. В ковид вот перечисляли деньги на лекарства.

Деятельность в еврейской общине

Последние 25 лет в России начали возрождать изучение иудаизма. Пытаются учить верить в Бога, даже к нам приезжают раввины на праздники. Но я думаю, что иудаизм неумолимо угасает. Всё больше евреев уходит в другие религии, хотя бывает и иначе.

Некоторые сейчас хотят стать евреями, ну понятно почему: всем надо в Израиль. Звонят мне незнакомцы, спрашивают чего-то. Я всегда говорю одно и тоже: приходите, я скажу, какую литературу вам нужно для начала освоить. А там огромный список. Конечно, учиться никто не хочет. Все сразу исчезают.

Про евреев сегодня